Том 3. Письма 1924-1936 - Страница 22

К оглавлению

22

Николай.

11 сентября 1930 года.

60
А. А. Жигиревой

3 октября 1930 года. Старая Мацеста.

Милая Шурочка!

Твое письмо прочли… Расскажу о себе… Я лечусь. Целые дни на воздухе. Делают массаж. Кормят прекрасно. Погода прекрасная, я греюсь на солнышке.

Я глотаю воздух жадно и всегда горюю, когда меня увозят в палату.

Встретился со старыми приятелями, в их кругу провожу под липами дни. Читают газеты.

Загорел и поправился. Нельзя не поправиться…

Часто льется моя песенка, здесь я слыву за веселого парня. Ведь в сердечке бьется 26 лет, и никогда не затухнет динамо молодости и огня. Ведь если жить, то не скрипеть.

Шурочка! Много, много хотел бы рассказать тебе, родной и близкой, но трудно писать…

Кто-то бурно заиграл на рояле. Мешают писать.

Твой друг Коля.

Старая Мацеста, 3 октября 1930 г.

61
Р. Б. Ляхович

25 января 1931 года, Москва.

Полномочным представителям в Харькове.

Розе, Пете, Мусе!

Исходя из режима экономии и оседлав единственно свободный час, начинаю всесоюзную перекличку. Поскольку мы договаривались не ругаться за долгое молчание, я, так и быть, вас не ругаю. Все же надо получить подробную информацию о вашем житье-бытье. Желательно мне узнать, жив ли табачник, Муся! (Паршивый мальчишка!) Ведь о нем определенно не имеем никаких известий. За нашу житуху рассказывать здорово нечего, все идет по определенному плану… Ни от кого из своих друзей, кроме Розочки, известий не получаем. В Москве живет Берсенев, бывает у нас, но редко, так как заделался летчиком, летает Харьков — Ленинград — Нижний и т д. и т. п.

Если от вас долго не будет письма, то Николай начнет «выражаться». Интересно, почему замолчал Петри-Ай?! Что означает это глубокое молчание? А?.. Що ж ви, бicoвi дiти, сто чортiв вам у бiк, порозпускалися, безпритульнi чумази! Серьезно, ребята, здорово не волыньте, если долго не пишем, т. к. я работаю сейчас ответственным секретарем партъячейки, не имею свободного времени ни минуты — дома совсем не живу, прихожу домой на несколько часов поспать.

Пишите, ребятушки, не забудьте написать, если у Муси появится «новый человек», то я ему достану в закрытом распределителе приданое, а Николай будет «октябрильщик» (это от Николая). Имя дать новому гражданину — Пятилетка.

Пока все.

Привет от всех вам!

Коля, Райком, Ольга Осиповна Островские.

25 января 1931 года.

62
Р. Б. Ляхович

7 мая 1931 года. Москва.

…Роза, я начал писать. А первые отрывки пришлю тебе для рецензии дружеской, а ты, если сможешь, перепечатай на машинке и верни мне. Эх, старушка, если бы ты была с нами, мы с тобой дело двинули бы вперед. Но я все же начал писать, несмотря на отвратительное окружение… Розочка, я прошу тебя об одном. В Харькове живет одна славная женщина — Давыдова Анна Павловна, моя приятельница, врач. Она прислала письмо. Пять лет не переписывались. Если найдешь возможным, зайди к ней и расскажи ей обо мне все, что она бы хотела знать. Писать ей мне трудно. Она славная дивчина. Посылаю ее письмо (только ей об этом не говори).

Розочка, на Райкомчик не сердись, у нее сверх головы горя и работы.

Жму руки.

Твой Н.

7 мая 1931 г.

63
П. Н. Новикову

26 мая 1931 года, Москва.

…Я, Петушок, весь заполнен порывом написать до конца свою «Как закалялась сталь». Но сколько трудностей в этой сизифовой работе, — некому писать под мою диктовку. Это меня прямо мучит, но я упрям, как буйвол. Я начал людей оценивать лишь по тому, можно ли их использовать для технической помощи. Пишу и сам!!! По ночам пишу наслепую, когда все спят и не мешают своей болтовней. Сволочь-природа взяла глаза, а они именно теперь так мне нужны…

Удастся ли прислать тебе и моим харьковским друзьям некоторые отрывки из написанного? Эх, если бы жили вместе, как было бы хорошо! Светлее было бы в родной среде. Петя, ответь, дружок: что, если бы мне понадобилось перепечатать с рукописи листов десять на пишущей машинке, мог бы ты этот отрывок перепечатать, или это волынка трудная? Редакция требует два-три отрывка для оценки и, гадюки, в блокнотах не берут, — дай на машинке и с одной стороны! Ты хочешь сказать, что я тебя хочу эксплуатировать, но, Петушок, ты же можешь меня к черту послать, от этого наша дружба не ослабнет ничуть.

Жму твою лапу и ручонку Тамары.

Коля Островский.

26 мая 1931 года.

64
Р. Б. Ляхович

28 мая 1931 года, Москва.

Розочка!

Ты можешь мне помочь, девочка, лишь одним — (ответь). Если я пришлю тебе блокнот с частью — отрывком написанного, можешь ли ты переписать на машинке? Обязательные условия редакции — печатать лишь на одной стороне листа и оставляя поля с боков листа. Я много не пришлю. Если сможешь — напиши. Работаю, девочка, в отвратительных условиях. Покоя почти нет. Пишу даже ночью, когда все спят — не мешают. Могила, а не труд — отдал бы 9/10 жизни за секретаря, хоть на 25% похожего на тебя. Я взялся за непомерно тяжелый труд. Все против меня, но у меня моя ослиная упрямость. Что получится в общем у меня, трудно судить, боюсь, что дальше корзины редактора работа не продвинется. Это будет видно, но много лучше получилось бы, если бы я не работал в таких отвратительных условиях.

Твой Николай.

28 мая 1931 г.

65
А. А. Жигиревой

Июнь 1931 года, Москва.

Милая Шурочка!

Уже полгода прошло с тех пор, как от тебя была весточка, и до сих пор ни слова, и никто из нас не знает о тебе ничего. Я все же буду ожидать от тебя письма.

22