Том 3. Письма 1924-1936 - Страница 19

К оглавлению

19

Шурочка, почему ты молчишь, что у тебя?

Я знаю про все твои волнения. Но ведь вся жизнь такая.

Будем ожидать от тебя хоть коротенькой записки.

Скажи, Шура, разве мы не встретимся в этом году?

Раек работает на той же фабрике. Дали ей еще одну нагрузку — заведовать передвижной библиотекой. Я так много забираю у нее времени, что она не в силах везде поспеть.

Ее переводят скоро в члены ВКП(б).

Много хотелось бы тебе написать, но нет сил. Слеп я, Шурочка. Привет твоим друзьям.

Крепко жмем твои руки.

Николай и Рая.

22 апреля 1930 г.

50
Р. Б. Ляхович

30 апреля 1930 года, Москва.

Дорогой тов. Розочка!

Хотя сил нет, но берусь за карандаш. У меня вообще хватает горя, и еще одно горе — вас не будет. Я вас так ожидал. Ведь не надо же горы писем писать, чтобы доказать факт крепкой дружбы, нас всех соединяющей. Точка — экономлю силы. Итак, я, получив еще один удар по голове, инстинктивно выставляю руку, ожидаю очередного, так как я, как только покинул Сочи, стал учебной мишенью для боксеров разного вида; говорю — мишенью потому, что только получаю, а ответить не могу. Не хочу писать о прошлом, об операции и всей сумме физических лихорадок. Это уже прошлое. Я стал суровее, старше и, как ни странно, еще мужественнее, видно, потому, что подхожу ближе к конечному пункту борьбы.

Профессора-невропатологи установили категорически — у меня высшая форма психостении. Это верно. Восемь жутких месяцев дали это. Ясно одно, Розочка, нужна немедленная передвижка, покой и родное окружение. Что значит родное? Это значит — мать, Рая, Роза, Петя, Муся, Берсенев, Шура, Митя Островский и Митя Хоруженко. В общем, те люди, в неподдельной дружбе которых я убежден. Точка. Тяжелый, жуткий этап пройден.

Из него я выбрался, сохранив самое дорогое — это светлую голову, неразрушенное динамо, это же каленное сталью большевистское сердечко, но исчерпав до 99% физические силы.

Вот это письмо я пишу целый день. Я должен уехать в Сочи немедленно еще потому, что здесь я нахожусь по 16 часов один. И в том состоянии, в каком я нахожусь, [это] приведет к катастрофе. Раек тратит все свои силы в этом завороженном круге — она спит четыре часа максимум в сутки. Точка.

Горячо приветствую установку на Москву (ведь я здесь буду жить, конечно, если доживу). Работу здесь всегда получишь — кризис на вас. В отношении КП(б)У — об этом я еще буду говорить с тобой. А как совет тебе вообще, на это стремление отвечаю глубоко утвердительно. Истина для меня, что раз не большевик, значит — весь человек не боец передовых цепей наступающего пролетариата, а тыловой работник. Это не отношу только к фронтовикам 1917–1920. Ясно? Нет 100%-[ного] строителя новой жизни без партбилета железной большевистской партии Ленина, без этого жизнь тускла. Как можно жить вне партии в такой великий, невиданный период? Пусть поздно, пусть после боев, но бои еще будут. В чем же радость жизни вне ВКП(б)? Ни семья, ни любовь — ничто не дает сознания наполненной жизни. Семья — это несколько человек, любовь — это один человек, а партия — это 1 600 000. Жить только для семьи — это животный эгоизм, жить для одного человека — низость, жить только для себя — позор. Двигай, Роза, и хоть, может, будут бить, иногда и больно ударять будут, держи штурвал в ВКП(б). Заполнится твоя жизнь, будет цель, будет для чего жить. Но это трудно, запомни, для этого надо много работать. Точка.

Смотри насчет здоровья. Если сорвешь здоровье, сорвешь все, всю жизнь — смотри на меня: у меня есть все, о чем ты мечтаешь, но нет сил — и нет ничего. Дальше. Мы обязательно встретимся. Отпуск проведешь у нас, в своей второй семье. Если рискуешь стать нетрудоспособной, бросай все немедленно и ремонтируй незаменимое ничем богатство бойца — здоровье. Привет с 1 Мая. Привет всем.

Николай Островский.

Москва, 30 апреля 1930 г.

51
П. Н. Новикову

16 мая 1930 года, Сочи.

Милый Петя!

Не успел остыть паровоз, привезший меня в Сочи, как первое, что я узнал — это отголоски твоей провокации злосчастной Розы. В провокации ты стал настолько искусен, как настоящий артист. Скоро твои друзья перестанут верить тебе даже тогда, когда будешь говорить правду. Прочел бы ты письмо Розы! Сколько в нем вопросов, вызванных вашей коллективной провокацией. И я все это должен расхлебывать. Потом вести из Москвы. Оказывается, вы поколотили Раю перед отъездом. Ведь это возмутительная вещь! Но Муся и в Москве остался верен себе, как всегда опоздал. Когда Рая написала мне о поведении кондуктора, то мне вспомнился 25-й год. Слушай, Петя: обстоятельства в Москве сложились так, что я не мог остаться с тобой наедине и переговорить о многом. Например: я ничего не знаю о твоей подруге. Самые элементарные правила дружбы обязывают тебя познакомить кратко с твоим товарищем. Где это видано, чтобы о совершившемся факте я узнавал стороной. Поэтому я жду от тебя, что расскажешь о своей подруге, а также сядь, дружок, да подумай хорошенько о следующем, о ее приезде в Сочи полечиться к нам (я не знаю ее имени). Только небольшие сведения, которые дают мне друзья о ней. В Сочи обстановка сложилась не так сурово, как я ожидал. Моя старушка серьезно больна сердцем, не все же имеет силенки двигаться. Остальное все, как у всех. Единственная предстоящая новость — это то, что меня будут основательно чистить. В Сочи жить нельзя, чтобы не попадать в чистку.

Знаешь ли ты, что я уехал из Москвы с диагнозом психостении? Здесь все это рассеивается. Но все же осталось еще много, чтобы иметь свежую голову. В одном я не могу обвинить тебя — это то, что ты забываешь писать друзьям. К сожалению, у нас это качество отсутствует.

19